Господствующая сейчас либеральная экономическая теория базируется на парадигме: «модель экономики, построенная на стремлении к прибыли, полнее и эффективнее обеспечивает потребности общества, чем любая другая».

Вполне возможно, что эта парадигма – справедлива, хотя как это можно доказать?

В конкретных условиях противостояния конца 20-го века рыночная модель победила модель социалистическую, но для научного суждения нужно, чтобы условия были равными, а этого не было. Ресурсы западной системы были намного обширнее ресурсов соцлагеря.

Так или иначе, сейчас речь идет не о противопоставлении «социализм-капитализм», о возврате в советскую систему речи нет, речь о разных моделях капитализма. Можно ли улучшить существующую в России модель экономики, можно ли сделать ее конкурентоспособной?

Очень давно было установлено – трудно даже установить приоритет – что свободная, неограниченная торговля готовым товаром, а также всеми факторами производства – благотворно сказывается на экономике, позволяет снижать издержки, позволяет производить там, где делать это выгоднее всего. По крайней мере Адам Смит два века назад посвятил этой теме немало страниц. В этом, в принципе, и состоит вся либеральная экономическая теория. Но исчерпана тема не была.

В некотором смысле теория эта напоминала известный анекдот о «сферическом коне в вакууме». В реальном мире существуют нации и государства с собственными интересами. Особенно государства заинтересованы в том, чтобы на их территории развивались промыслы и производства, потому что только они являются источником жизни для государств.

И если какое-то государство сталкивалось с проблемой иностранной конкуренции, разорявшей собственных деловых людей, то оно естественным образом пыталось их защитить. Самым простым методом: запрещая или ограничивая импорт конкурирующих товаров. Поступая тем самым вопреки экономической теории и – да! – снижая эффективность как своей, так и мировой экономики.

Возникновение такой практики теряется во тьме веков, трудно также найти и первое употребление термина «протекционизм», поскольку происходит оно от распространенного термина «протект», то есть «защищать», «покровительствовать» – вполне международного, кстати.

Что же делать государству, у которого издержки выше, чем в государствах-конкурентах? Либералы предложили решение – специализация. Давид Рикардо предложил этот выход, его схема до сих пор излагается во всех учебниках, это так называемая задача о производстве вина и сукна в Англии и Португалии. Смысл решения в том, что надо концентрироваться на тех продуктах, которые получаются лучше всего, даже несмотря на то, что в каких-то других странах и этот продукт получается дешевле. Поэтому, по Рикардо, англичанам надо производить сукно, хотя это производство в Англии более затратно, чем в Португалии, а португальцам сконцентрироваться на своем портвейне.

Но проблема состоит в том, что схема Рикардо имеет ограничения, которые в учебниках обычно не оговаривают. Она верна лишь при некоторых граничных условиях, которые как раз и не соблюдаются в нашем реальном мире. Когда промышленные капиталы свободно перемещаются по всему миру, а не только внутри отдельных стран, инвесторы руководствуются простой логикой – «ищи где дешевле». А вот люди свободно по миру не перемещаются, ставить знак равенства между понятиями «рабочая сила» и «люди» – неправильно.

Забегая от времен Рикардо (а это тоже 200 лет назад) вперед, заметим, что Португалия, грубо говоря, так и осталась со своим вином, а вот Англия прошла сложный путь, став даже на каком-то этапе владычицей мира, и уступив только недавно этот пост США и отчасти Китаю.

А что касается шерсти, то был недавно период, когда овец в Англии в товарных целях почти не разводили, хотя английским фермерам, говорят, государство приплачивали за поддержание «истинно английского пейзажа» – с овечками и овчарками, которые могли продемонстрировать заезжим туристам свою квалификацию, как в фильме «Бейб». Сейчас же производство шерсти возрождается, хотя всё еще уступает, скажем, Австралии в 10 раз. Как это получилось (почему овцеводство сократилось, но теперь потихоньку восстанавливается) – отдельный вопрос. Причем есть сейчас в Англии даже свое виноделие, хотя оно более затратно, чем во Франции или Италии.

Так что же делать тем, кто не может выделить специализированные перспективные отрасли, с меньшими издержками, чем у конкурентов? Или, что бывает чаще, не может занять свои ресурсы, трудовые в том числе, в ограниченных промышленных секторах? А эта ситуация нередка. Дело в том, что в либеральной экономике у догоняющих всегда есть проблемы. Если вы пытаетесь развить новую, но существующую у конкурентов отрасль, то вы не скоро достигнете состояния конкурентоспособности, на первых порах вы будете только тратить деньги, не получая прибыли. Такой режим не очень привлекателен для международного инвестора.

О том, что мир – это не всемирный рынок, а арена борьбы за существование между нациями и государствами – догадывались задолго до 19-го века. Были предложены и варианты самой правильной стратегии, например, теория меркантилизма, которая – грубо – предусматривала в качестве приоритета накопление в государстве материальных богатств.

Либералы с этой теорией даже не спорили, сознательно делая вид, что ее нет (по признанию Адама Смита). Но в наиболее полной и законченной форме концепцию протекционизма, или «покровительственной экономики» изложил Фридрих Лист, германский экономист, в некотором смысле – создатель нынешней объединенной Германии, которая в начале 19-го века состояла из сотен разнокалиберных государственных образований.

Именно ему принадлежало теоретическое обоснование идеи таможенного союза германских государств, предназначенного для защиты германской промышленности от английской конкуренции. Входить в этот союз должны были Австрия, Пруссия и множество более мелких германских государств. В рамках этого союза обмен промышленными товарами был свободным, истинно либеральным; иностранные товары (читай – английские) попадали туда только обремененные значительной пошлиной, что удорожало их и заставляло потребителя выбирать свое, немецкое.

И эта схема сработала! Политическое объединение Германии, проведенное, увы, не без «железа и крови», последовало за экономическим, за созданием и функционированием неполитического Германского таможенного союза. К началу 20-го века Германия как промышленная держава уже бросила вызов англосаксам, и, если бы не две Мировые войны, кто знает, каков был бы «табель о рангах» сейчас.

Лист не ставил под сомнение выгодность свободного обмена и не был изобретателем протекционизма; он лишь определил ситуации, для которых надо прибегать к протекционистским мерам. По его схеме, промышленное развитие страны (экономического блока) проходит в три этапа: сначала свободный обмен, вовлечение в мировую экономическую систему; затем, на этапе развития свой промышленности – протекционизм, а затем, когда промышленность окрепнет – возврат к либеральной системе.

И принципы покровительственной системы очень просты:

– экспорт сырья ограничивается высокими пошлинами или запретами, импорт сырья – облегчается;

– экспорт готовых продуктов облегчается или даже поощряется, а импорт – облагается высокими пошлинами или квотами.

Такова суть протекционизма, и таковы принципы, которые либеральной экономикой воспринимаются как порождение Сатаны.

Но в том-то и дело, что эта схема Фридриха Листа верна и почти не знает исключений. Нет ни одной экономически развитой державы, которая не проходила бы период протекционизма, но только в разное время. Жесткий протекционизм был в Англии в 17-м веке; в США в 19-м и начале 20-го.

Главной экономической причиной жестокой Гражданской войны 1861-1865 гг. было даже не рабство, а вопрос о тарифах на хлопок. Южные плантаторы хотели продавать необработанный хлопок в Англию, а северные промышленники и банкиры планировали создать собственную текстильную промышленность. И плантаторы войну проиграли – не имея промышленности, они, даже имея хлопок, не могли обеспечить своих солдат обычными штанами. А что касается рабства, то Линкольн отменил его только в середине войны, в 1863-1864 гг., хотя как идеологическое обоснование вопрос рабства смотрелся, конечно, более выигрышно, чем спор о тарифах.

Но, развившись экономически, сами США перешли на позиции либерализма. Во всяком случае, когда дело касается риторики или попыток других стран защитить свою экономику. Когда надо американцам, они без колебаний прибегают к жестким протекционистским мерам – вспомнить хотя бы недавнее, времен Иракской войны, квотирование стального импорта в США – чтобы поднять свою сталелитейную промышленность.

В условиях протекционизма работал до последнего времени и рыночный сектор экономики Китая. Собственно, почему о вступлении в ВТО Китай договаривался 18 лет? Не потому, что китайцы не могли взять в толк, куда вступают; они просто развивали свою экономику. А для этого они применяли протекционистские методы. Они, в общем, просты: импорт готовых продуктов в страну ограничивается, обычно повышенными пошлинами, импорт факторов производства – почти свободен.

Но если собственный производитель только собирается начать производить, например, какой-то тип станков – на аналогичный товар китайское правительство вводит запретительную пошлину – до 40%. Это дает возможность своему производителю пережить трудный начальный период и – не последнее дело – китайские банкиры могут со спокойной душой дать на это производство кредит.

А ведь смысл существования Всемирной Торговой Организации в том и состоит, чтобы запрещать защиту национальной экономики и собственных производителей в ущерб иностранцам. Это основная функция ВТО! Согласно ее идеологии, уровень таможенного обложения торговли между странами мира не должен превышать 3,5-3,9%. Этого совершенно недостаточно для развития новых отраслей и предприятий.

Китайцы уже не боятся таких условий – они уже победили, уже развили собственное низкозатратное производство во всех отраслях современной экономики, от высокотехнологичной металлургии до телекоммуникации, и теперь они уже заинтересованы в либеральной модели международного обмена.

Вот поэтому, при внешней схожести (Россия тоже много лет вела переговоры о вступлении в ВТО) – наполнение этого процесса у нас и у Китая совершенно разное. Мы вступили в ВТО, не имея конкурентоспособной промышленности, и, если нормы ВТО скрупулезно соблюдать, то и развить мы их не сможем.

А вообще – знали ли русские правители обо всем том, что здесь написано? Да знали, конечно. И знали давно, 400 лет уж по крайней мере.

Первую известную в нашей истории лекцию о покровительственной системе прочитал перед молодым царем Михаилом и боярской Думой, по иронии судьбы, англичанин, посол короля Якова I, купец и рыцарь Джон Меррик, сыгравший важную роль посредника и «челночного дипломата» при заключении Столбовского мира 1617 г. со шведами. Мир этот был чрезвычайно важен для нас: по нему мы получили обратно Новгород, вернуть который военной силой тогда не могли.

Поэтому английского посла и его государя решили отблагодарить, и во время переговоров об этом весной 1617 года (Меррик просил доступа для английских купцов к волжской торговле с Азией) он заявил следующее:

«Наконец Мерик объяснял, почему не должно допускать вывоза смолы: если смолу повезут за море, то и пеньку туда же посылать, и царского величества людям никакой прибыли из того не будет, государи и власти не позволяют товар неизготовленный и неисправленный из своей земли отпускать и у людей своих промысл отнимать; из Английской земли в прежние годы шерсть баранью вываживали в другие государства, и от того в Английской земле многие люди обнищали было; рассудив то дело поразумнее. королевское величество заказал [т.е. запретил – А.П,] шерсть вывозить из земли и тем опять бедных людей воскресил, сукна в своей земле делать велел, и теперь лучше этих сукон ни в которых государствах не делают, этим иноземцев-мастеров в Английскую землю привели, землю и подданных обогатили так, что славнее и богаче нашего государя нет между окрестными. И теперь недавно королевское величество заказал из Английской земли белые сукна возить в другие государства, потому что прежде иноземцы наши сукна красили и справляли, от того богатели, а теперь это поворотилось к королевским подданным».

Впечатленные, но пока еще не убежденные такой рекламой протекционизма думцы решили: «Гостей и торговых людей [то есть купцов, занимавшихся внешней и внутренней торговлей – А.П.] теперь же расспросить…».

И, надо сказать, ответы и доводы русских «гостей» были неоднозначны и до мелочей напоминают аналогичные дискуссии нашего времени: «… О смоле сказали: если смолы за море не отпускать, то смола дешевле и государевым людям прибыли меньше; когда смолу отпускают за море, тогда бочка смолы стоит рубль, а, как ее за море не отпустят, тогда та же бочка – две гривны и государевой пошлине убыток.

Но другие торговые люди, которые у Архангельска бывали в таможенных головах, сказали, что, напротив, если смолы не отпускать, то пошлине прибыльнее будет, потому что пойдет три пошлины: 1) с крестьян, которые торговым людям продают; 2) когда купцы продают ее к канатному делу; 3) с канатов весовая пошлина; а отпускать смолу за море, то с нее пошлины меньше, а с канатов никакой, станут возить сырую пеньку да смолу и станут канаты смолить за морем, канатное дело за смолою остановится, бедным людям кормиться будет не с чего, и мастера канатные переведутся; на этом основании бояре приговорили: без государева указа смолы за море пропускать никому не велеть».

Всё верно изложили господа русские коммерсанты: запреты на вывоз какого-либо сырья приводят к тому, что внутренние цены на этот продукт снижаются; для казны тут получается убыток; но он с лихвой компенсируется налоговыми поступлениями от вновь заведенных промышленных предприятий и внутренних торговых операций, а ценность владения новыми технологиями и оценить трудно.

И небольшая деталь – руководители таможен, которые при первых Романовых выполняли и функции налоговой службы, были выборными: избирались они из наиболее уважаемых купцов, на годовой срок и без оплаты. Впрочем, как правило, по завершении срока они получали от царя ценные подарки, если служили честно и присяги не нарушали.

Интересно также, хоть это и не относится к теме протекционизма, что торговые люди и перед лицом высшей власти не стеснялись, не испытывали особого пиетета к англичанам, хотя и знали им цену, и в любом случае блюли свой интерес; вот что сказали они и о совместных предприятиях, и о принципах , на которых разумно допускать иностранные инвестиции в производство на нашей территории, и даже о свободе транзитной торговли европейцев с Китаем:

«Русским людям сообща с англичанами торговать нельзя, англичане люди сильные и богатые, у них с нашими ни в чем не сойдется. …

Про железную руду гости сказали: только государь велит искать английским людям руды железной на пустых местах, то убытка государю и никому из них не будет, убытки и завод весь англичан, а как только найдут, то русским людям кормленье от того будет и железо будет дешевле, потому что из государевой земли за море железо нейдет, а идет железо в государеву землю от них из-за моря, а если найдут железо, которое льется, как медь, то это будет в Московском государстве диковина. Английские же люди завели и канатное дело, и от того было кормленье многим русским людям бедным, которые у них работали, да и научились у них русские люди канаты делать,… а если русские люди увидят у них тут какой-нибудь промысл, то и сами за тот же промысл ухватятся.

О дороге в Китай гости сказали, что они Китайского государства не знают, мало про него и слыхали, в Сибири не торговали, а слыхали они, что давно уже англичане туда дороги ищут, да не найдут, и вперед им туда не дорога ж, поискав да и покинут».

В части китайской торговли тот же Джон Меррик говорил молодому царю ранее иное: «Что касается до проезду в Китай, то дорога на восток и к полуночи русским людям очень известна, они дальше Енисея ходили, об этом письмо было дано бывшему царю Борису Федоровичу; у него, Мерика, есть письмо о том же, только не переведено». Поэтому царь Михаил, похоже, в этом вопросе не слишком поверил своим купцам, которые якобы «в Сибири не торговали».

Одним из результатов такого многостороннего обмена мнениями было то, что вскоре, 9 мая 1618 года, в тайне от иностранцев, из Томска было направлено первое русское посольство в Китай во главе с Иваном Петлиным. 1 сентября того же года посольство достигло Пекина, где оно пробыло четыре дня и получило от императора Чжу Ицзюня грамоту, разрешавшую русским приходить с посольствами и торговать в Китае.

Все мы знаем хоть что-то об эпохе Петра, но уже немного стали забывать, что внешнеполитические успехи его царствования зиждились на экономическом фундаменте, построенном его отцом и дедом – развитой торговле, в частности почти монопольной торговле в Европе персидским шелком и китайским чаем, на современной железоделательной и оружейной промышленности Тулы и Каширы, организованной приглашенными иностранцами. Всё это наполняло бюджет и позволяло быстро восполнять потери в случае военных неудач, и выход к Балтике был наконец возвращен – через сотню лет после того, как был утрачен. А успехи экономики не появляются из ниоткуда, они – плоды разумной экономической политики. Которая, увы, бывает и неразумной.

СИЛЬНЫЙ ЦАРЬ – СИЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

Сами по себе таможенные пошлины – не только средство развития экономики. Они могут выполнять разные задачи. В основном они наполняют бюджет, являются своего рода налогом на внешнеторговый оборот. До 18-го века были и внутренние таможни, на них взимались пошлины с внутренней торговли – они были по сути налогом с оборота. Пошлины могут быть и запретительными, очень высокими – если государственная власть из каких-то высших соображений не хочет, чтобы какой-то товар поступал в страну.

Чаще всего это касалось предметов роскоши, когда правитель не хотел, чтобы национальное богатство расточалось на пустяки. Есть даже такое понятие, как «боевые» пошлины, когда против недружественного государства ведется торговая война. Полного запрета на товары нет, но из-за повышенных пошлин вражеская торговля несет потери – это род экономических санкций. И в некоторых случаях из-за пошлин велись нешуточные войны: так, среди претензий, которые Наполеон Бонапарт выставил в качестве оснований для войны с Россией в 1812 году, были как раз повышенные пошлины на товары французского экспорта, в частности на вина.

Применение повышенных пошлин – оружие обоюдоострое. Торговый партнер может ввести ответные меры, ярким примером этого была торговая война с Германией в 90-х годах 19-го века. Россия защищала свои металлургию и машиностроение, а Германия облагала повышенными пошлинами российский хлебный экспорт, пользуясь тем, что в мире появились новые источники зерна с Американского континента.

В результате пришлось заключать торговый договор 1894 года – не очень выгодный для России. Ведь идти на торговую войну может только сильная экономика, об этом предупреждал ее Фридрих Лист: вводя защитные пошлины, надо быть готовым к ответным мерам и, может быть, даже временному прекращению внешней торговли – потянет ли это собственная экономика?

Именно поэтому Лист ратовал за создание большого таможенного союза, с емким внутренним рынком, который может работать некоторое время даже в условиях автаркии. Маленькая экономика к автаркии не способна – внутри одной страны невозможно выпускать всю номенклатуру товаров, в которых нуждается современная цивилизация.

Есть и еще негативные моменты: когда пошлины высоки, велик соблазн их не платить. Экономика с высокими пошлинами страдает от контрабанды. Поэтому, вводя протекционистскую систему, надо усиливать таможенную и пограничную службу. Основная задача пограничников – отнюдь не ловля шпионов, их основная функция – перекрытие линии границы между таможенными пунктами. Это давно известно, просто слегка забылось за время, когда экономика наша не была рыночной.

Например, Петр I, вводя новый, повышенный тариф – тем же указом распорядился о выставлении на границе воинских караулов. То есть за протекционистскую политику надо платить – и экономическими потерями, и внешнеполитическими, и внутриполитическими осложнениями. Ведь импортный товар становится дороже, а необходимость протекционизма не всем понятна. Лучше всего это выразил Дмитрий Иванович Менделеев, гениальный химик, но и не менее гениальный экономист. В его статьях, например «Оправдание протекционизма», и менее известном письме Николаю II изложены доводы в пользу протекционистской системы, не потерявшие актуальности и в наши дни.

Прогресс нашей цивилизации движется вперед, и, если мы хотим добиться бурного роста экономики, одних пошлин уже недостаточно. Вряд ли разумно уповать на стихийное развитие производительных сил, хотя бы и защищенных от иностранной конкуренции. Если Папуа-Новая Гвинея введет повышенные пошлины на импорт серверов, собственный их производитель появится не скоро. Там, где нужно развитие новых технологий, или неизбежны масштабные инвестиции, там нужно на государственном уровне разрабатывать планы и аккумулировать средства, хотя бы и частные. Но таможенная защита будет нужна и там.

Есть также опасность ситуации, когда высокими пошлинами будут прикрываться отрасли, в принципе неприбыльные, такие, которые в наших условиях просто не нужны, и которые должны быть заменены внешней торговлей. Рассчитать разумный уровень таможенной защиты непросто, в свое время, во время первой индустриализации при Александре III, в этой работе – разработке протекционистского тарифа (1891 год) по всей номенклатуре товаров, были привлечены такие авторитеты мирового уровня как математик Вышнеградский и химик Менделеев.

Но интересно отметить, что чисто эмпирически эту проблему знала и императрица Екатерина II, также прибегавшая к протекционистским мерам для развития российских промыслов. Она считала, что предельным размером обложения должны быть 20%; если какая-то деятельность нуждается для своей защиты обложения в 30% и более, то такая промышленность не нужна и развивать ее – пустое дело.

Вся история Российской Империи в ее экономическом аспекте – это история переходов от либеральной экономической модели (она раньше называлась «фритредерством») к протекционистской и обратно. Либеральная модель легка в реализации, не нужны ни таможни, ни погранслужба, ты не злишь ни своих торговцев, ни иностранных партнеров (а правительства зарубежных стран очень чувствительны к интересам своих «торговых мужиков»). Но при этом разрушается собственная промышленность и несет потери бюджет.

Защищая же свою экономику, порождаешь международные конфликты, отнимаешь прибыли у своих коммерсантов и делаешь импортные товары менее доступными для «потребительского класса», который не озабочен проблемами национального производства.

Самым ярким примером такой смены курса служат события конца царствования Александра I. Находясь под влиянием английских экономистов, он допустил резкое изменение тарифной политики в сторону снижения пошлин (1818-1819 гг.). В страну хлынули иностранные товары, и, по выражению министра финансов Е.Канкрина, «это убило русскую промышленность».

Катастрофа постигла, например, Трехгорную мануфактуру, но ее владельца, Тимофея Прохорова, спасли два чуда: во-первых, его кредиторы не стали взыскивать с него долги – просто так, «Христа ради», как вспоминал он позднее. А во-вторых, правительству удалось тогда взять ситуацию под контроль, и перейти в 1822 году к покровительственной системе, резко усилив таможенное обложение. Текстильная промышленность была спасена, хотя и не победила в конкурентной борьбе из-за некоторых ошибок в стратегии: у нас была развита практика оснащения фабрик устаревшими ткацкими станками, купленными в Англии на вторичном рынке. Они были дешевы, но не обеспечивали высокой производительности труда; а английские фабриканты переоснащали свои фабрики современной техникой.

Самый интересный вопрос: а какова сейчас экономика России, либеральная она или протекционистская? Однозначного ответа нет, есть и либеральные черты (членство в ВТО этого требует однозначно), но есть и протекционистские. Например, экспорт сырой нефти облагается высокой пошлиной, которая снижена для продуктов ее переработки, например, по состоянию на февраль 2015 года – на нефть 105,8 доллара за тонну, на бензин – 82-89 долл., а на бензол и толуол – 50 долл.

Но что касается защиты от импорта, то дело осложняется политическими мотивами. Импорт в нашу страну в значительной степени – китайский, а Китай, по сути, наш союзник в нынешнем противостоянии с Западом. Вводя защитные меры, мы ссоримся с китайскими экспортерами… как выходить из этой ситуации? Легкого выхода нет, возможно, нам придется заключать с Китаем какое-то экономическое соглашение с определением отраслей, которые Россия будет развивать в общих интересах, и которые будут защищены.

А в чем-то нам помогла счастливая случайность. В условиях санкций против нас – у России развязаны руки. Мы можем покровительствовать своей промышленности и своему сельскому хозяйству, не выходя из ВТО. Это редкий шанс – как наше правительство использует его, покажет время – и не очень далекое.

Сокращенный вариант статьи был опубликован в журнале  «VIP-Premier» в апреле 2015 года

Читать полностью: http://www.km.ru/economics/2016/06/10/ekonomika-i-finansy/778248-eto-zapretnoe-slovo-protektsionizm